Интеллектуальные развлечения. Интересные иллюзии, логические игры и загадки.

ЕЩЕ РАЗ О ЕРЕТИЧЕСКИХ ЗАБЛУЖДЕНИЯХ
ПРОФЕССОРА МДА А.И. ОСИПОВА

О ложных взглядах Осипова А.И. на
Таинства Крещения и Евхаристии

I. Статья г-на Осипова под названием «Евхаристия и священство» вызывает у нас чувство глубокого беспокойства. Есть ошибки, которые могут повлиять на всю духовную жизнь человека, извратить и исказить ее, лишить человека богообщения и поставить под угрозу его вечное спасение. Господь сказал иудеям: Аминь, аминь говорю вам, кто не ест Плоти Сына Человеческого и не пьет Крови Его не имеет жизни в себе (Ин. 6, 53). «Аминь» — означает «истинно»; «аминь», сказанное Самой Истиной, означает, что слово непреложно, что оно не имеет относительного, метафорического или символического характера, что оно сказано в прямом и абсолютном значении.
Господь указывал здесь на Таинство Причащения. Многие из иудеев после слов Спасителя отошли от Него, среди них были даже прежние ученики Христа; они говорили: Жестоко это слово (Ин. 6, 60), - то же, что, в сущности, повторяют современные протестанты, желая видеть в Причастии только религиозную символику, т.е. связь, а не действительность. Апостол Павел пишет о недостойном причащении тех, кто не разумеет Тела и Крови Христа (1 Кор. 11, 29), т.е. не верит в то, что он причащается истинного Тела и истинной Крови Христа Спасителя, - эти люди болеют и умирают.
Но так как не все недостойно причащающиеся, т.е. без нужной веры, болеют и преждевременно умирают, то нам позволено думать, что эти слова указывают на самую глубокую болезнь - болезнь души, и на самую страшную смерть, вечную смерть - отлучение от Бога. Поэтому статья профессора Осипова в силу своих крайне негативных последствий для студентов академий и читателей требует самого серьезного рассмотрения.
Вопрос о Евхаристии является вопросом жизни и смерти, а не частных богословских мнений. Поэтому чувство долга, священнического долга человека, который в течение многих лет совершал Евхаристию и причащал людей Телом и Кровью Христа, заставляет нас взяться за этот труд. Чтобы нас не упрекнули в интерпретации текста г-на Осипова, мы будем придерживаться последовательности его статьи.
Господин Осипов пишет: «Мы обратили внимание, что Таинство Крещения по своей внешней стороне и по существу внешней стороны не очень отличается от омовений или «баптизо», которое мы находим в других религиях, в частности у кумранитов, где обряд омовения, с которым была связана мысль о душевно-телесном очищении Человека, прослеживается достаточно очевидно и высказывается в их вероучительных документах, текстах».
Непонятно, что хотел сказать г-н Осипов, указывая на внешние сходства; без разъяснения самого этого принципа сходства создается впечатление о каком-то заимствовании. Но дело обстоит не так просто. Христианство ничего не заимствовало у язычников. Их ритуалы, а также омовения кумранитов не послужили ни основанием, ни подражанием для Таинства Крещения. Здесь мы должны коснуться вопроса природы символов, которые существуют объективно, употребляются всеми народам и являются как бы особым языком. Метафоры, иносказания и другие средства речевого изображения создает сам человек; а символы он берет из окружающей среды, они существуют вне его творчества, круг их ограничен, а характер их устойчив. Таким символом очищения является вода, и поэтому вопрос о внешней близости христианских обрядов и таинств с некоторыми ритуалами язычников и кумранитов, их внешняя близость, не имеет значения ни для генеалогии, ни для онтологии христианских таинств. Кроме того, в языческих и иудейско - сектантских обрядах звучит эхо первобытного предания. Вне этого принципа само указание на близость обрядов может привести читателя к рационалистическому взгляду: христианские таинства будут восприниматься как реформация языческих обрядов, их приспособление для нового содержания. Но на самом деле даже формальное сходство не так близко, как представляет это г-н Осипов. Структура и молитвы Таинства Крещения как раз в корне отличаются от ритуалов других религий. Единственное сходство - это употребление воды как очищающей стихии.
Далее г-н Осипов продолжает: «Тем не менее, существенная разница между нашими Таинствами и языческими очевидна».
В чем г-н Осипов видит эту «существенную разницу»? Он пишет: «Главное заключается в том, что в языческих мистериях и различных таинственных сакраментальных церемониях сам этот факт, само это действие носило магический характер, т.е. оно действовало независимо от того, в каком состоянии, нравственном, духовном, находится данный человек».
Довольно плоский взгляд на античную религию и античную культуру. В мистериях язычник искал удовлетворения своих религиозных чувств, хотя бы в виде глубоких психологических переживаний. Мистерии, и сопряженные с ними ритуалы, призваны были вызвать у человека состояние, называемое катарсисом,— это эмоциональное напряжение, доведенное до высокой степени, которое субъективно воспринималось как очищение. Другой вопрос, что человек в мистериях не мог получить того, чего искал; но говорить о механичности и магизме обрядов, не зависящих «от нравственного, духовного состояния человека», это значит мыслить дилетантски и примитивно.
По мнению г-на Осипова, главная граница между языческими ритуалами и христианскими таинствами и обрядами состоит в том, что язычник немало не заботится о своем душевно-нравственном состоянии, а всецело полагается на механичность обрядов; а христианин принимает таинства сознательно, нравственно приготовляя себя к ним. Таким образом, главная разница здесь, по г-ну Осипову, субъективное состояние человека. Это чем-то напоминает критику церковной литургики со стороны протестантских сект, которые ставят знак равенства между объективностью и механичностью таинств и обрядов. Магизм язычества заключался в том, что язычник обращался к демоническому миру, а вовсе не в том, что язычники считали, что душевное состояние человека не имеет отношения к религии.
Далее он говорит: «В частности, касаясь Таинства Крещения, мы обратим внимание на то, что в христианстве первичным смыслом Таинства Крещения является именно идея рождения, нового рождения человека, может быть даже более важного, чем само рождение, телесное рождение человека».
Прекрасные слова. Сам Господь назвал Крещение рождением водой и Духом Святым. Рождение — это новое бытие. Христианин, получая прощение первородного греха и личных грехов, возрождается внутренне, разрывается метафизический союз человека с демоном, он вступает в союз с Христом. Святые Отцы пишут о том, что у некрещеного человека в глубинах его души пребывают невидимо демонические силы, а у крещенного - благодать, и теперь демон действует на него не изнутри, а извне. Рождение - это вхождение в новую жизненную среду и взаимодействие с ней. Человек через благодать Крещения входит в Церковь, становится частицей духовного Тела Христа Спасителя («Церковь - Тело Христа»); через земную Церковь, единую с небесной, он входит в общение с ангелами и святыми, он становится новым творением.
Что же, по г-ну Осипову, означает пакибытие - новое рождение? - «Это рождение заключается в том, что таинственно человеку, принимающему это Таинство с верой и благоговением, всевается некое новое семя Христово, духовное семя нового человека».
Здесь несколько интересных для нас мыслей. Во-первых, он пишет: «Это рождение (т.е. Крещение) заключается...» само слово «заключается» означает «ограничивается» или указывает на главную цель и сущность данного явления, «...таинственно человеку, принимающему это Таинство с верой и благоговением...». Здесь подчеркивается субъективное отношение человека к таинству, но не оговаривается, что младенцу усваивается «вера и благоговение» родителей и крестных. Разумеется, г-н Осипов не может останавливаться на всех случаях, но дело в том, что он высказывает взгляды, что Крещение младенцев не желательно, вопреки постановлению Карфагенского собора, так как Крещение младенцев не соответствует его концепции, где Таинство зависит от субъективного состояния человека, по крайней мере, это состояние является приматом Таинства.
Далее он пишет: «...человеку всевается некое новое семя Христово, духовное семя нового человека».
Значит, здесь подразумевается не рождение в новую жизнь, а только зарождение новой жизни, оплодотворение человеческой души, некий потенциал, который дается при Крещении. По Евангелию, Крещение — это рождение в новую жизнь, в пакибытие. По г-ну Осипову, это не рождение, а только зародыш новой жизни. Что такое «семя Христово»,— он не объясняет. Скорее всего, это искра благодати, которая впадает в душу человека, при этом не делает его новым творением, а помогает субъективным личным усилиям человека стать новым созданием, т.е. родиться вновь. Поэтому Крещение для г-на Осипова превращается в некий духовный залог, а в момент Крещения с человеком ничего особенного не происходит.
Те, кто участвуют в Таинствах, знают, что Таинство - это не только семя, брошенное в землю, которое произрастает постепенно, они чувствуют благодать, сходящую на них во время Таинства, и переживают его, как новое, ни с чем не сравнимое состояние. Человек изумляется благодати Божией, дару Его милосердия; он ощущает тотчас свое обновление, он чувствует, что вступил в новые, более близкие отношения с Божеством, он чувствует изменение, происходящее в его душе и теле. Между тем, г-н Осипов считает, что Таинство это только надежда на будущее, на то, что семя даст колос, а брошенная искра загорится. Таинство - это встреча с Христом, а не первая веха на пути. Таинство это блаженное настоящее, а не возможное будущее. Поэтому Таинство Крещения - духовное рождение, а не зачатие, о котором говорит г-н Осипов. Верно то, что действие благодати в человеке зависит от его жизни и веры, но само Таинство как схождение благодати - объективно и не может быть поставлено в полную зависимость от личных переживаний.
Далее г-н Осипов пишет: «Я вам приводил целый ряд святоотеческих высказываний, которые красноречиво говорят о том, что происходит рождение нового человека».
Нет, г-н Осипов вовсе не говорил о рождении, он говорил о зачатии духовным семенем, для которого необходим продолжительный, метафористически говоря, внутриутробный период, чтобы оно окончилось или рождением или смертью.
Он продолжает: «Чем оно обусловлено? Обусловлено не просто совершением, внешним совершением священнодействия, нет-нет, помните, что говорил св. великий патриарх Иерусалимский Кирилл: "Если ты лицемеришь, то люди тебя крестят, а Дух Святой крестить не будет"».
Проповеди святителя Кирилла Иерусалимского носят преимущественно нравственный характер. Это катехизаторские поучения для оглашенных, готовящихся к крещению. Святитель Кирилл призывает оглашенных принять это Таинство после внутреннего приготовления, но употребляет здесь метафорический язык и определенную гиперболизацию. В противном случае, надо сказать, что человек, сознательно и добровольно решившийся принять крещение, но недостаточно внутренне подготовленный к этому, останется некрещеным, Таинство Крещения не совершится над ним, а все священнодействие останется внешним и даже призрачным.
Но, во-первых, для определения внутреннего состояния человека не существует твердых критериев: чем более нравственен человек, тем более критичен он к себе. Апостолы считали свою веру недостаточной и просили: Господи, умножь в нас веру (Лк. 17, 5), тогда как человек, живущий страстной и греховной жизнью и только по временам вспоминающий о Боге, может ставить свою веру в пример другим. То же самое происходит в нравственных самооценках. Приведем такой пример. Человек под влиянием своих близких, но не подготовившись внутренне, принял крещение; затем он стал церковным христианином, стал посещать богослужения, читать религиозную литературу и осознал необходимость таинств. Каким он должен себя считать: крещеным или некрещеным, что ему делать тогда? По концепции г-на Осипова он не был крещен, значит должен готовиться к новому крещению. Но в Символе Веры мы исповедуем одно крещение, а святой Иоанн Дамаскин пишет: «Все, которые, будучи крещены во Имя Отца, и Сына, и Святого Духа снова перекрещиваются, все таковые снова распинают Христа». (св.Иоанн Дамаскин. Точное изложение православной веры. Книга IV)
Если такой человек, крестившийся без должного внутреннего расположения, не крестился снова уже с большой верой и подготовкой, то он будет постоянно сомневаться: христианин он или нет, и в таком душевном смятении приступать к Евхаристии. А если он примет вновь крещение, то опять будет мучиться мыслью, что он этим поступком нарушил Символ Веры и, более того, - распял Христа. Что же в таком случае предлагает делать ему г-н Осипов? Наилучший выход: если такой человек не поверит учению г-на Осипова.
Далее он пишет: «Если мы коснемся других Таинств, то еще более сильным оказывается утверждение откровений».
Возможно, г-н Осипов хотел сказать «свидетельство Откровения», во всяком случае г-н Осипов должен был прокорректировать свой текст, прежде чем напечатать его и поставить читателя перед филологическими несуразностями.
Далее он продолжает: «В Таинстве человек соприкасается с Самим Богом. С каким же чувством, с каким душевным настроением должен приступать человек к каждому Таинству? Не к священнодействию просто мы приступаем, а к Самому Богу, присутствующему и действующему в нас через это священнодействие, т.е. никакие священнодействия, которые мы называем Таинствами, не совершаются сами собой, и католическое учение «операто» — это неверное учение. Не в силу совершенного действия Господь посылает определенный дар Святаго Духа, а лишь тогда, когда есть соответствующий отклик человека».
Что значат слова: «...никакие священнодействия, которые мы называем Таинствами, не совершаются сами собой»? Разумеется, никакие священнодействия не могут совершаться сами собой, их совершает священнослужитель и в них участвует человек, принимающий таинства. Мы вовсе не сравниваем обряды и таинства с механическим действием, подобным движению бумажных китайских мельниц, да и то они не вращаются сами — их двигает ветер. Мы не согласны с католическим «операто» не потому, что оно говорит об объективности таинств, а потому, что дает возможность к различным злоупотреблениям, а именно, совершению таинств вопреки воле человека.
Он пишет: «Не в силу совершенного действия Господь посылает определенный дар Св. Духа, а лишь тогда, когда есть соответствующий отклик человека».
Приведем пример, который волнует многих. Если священник или епископ принял хиротонию недостойно, то получил он благодать Духа Святого или нет? Если нет, то какая гарантия, что священник, у которого мы хотим исповедоваться и причащаться, был достоин рукоположения? В противном случае, не приняв Духа Святого, он не может совершать таинства. Тогда мы будем в состоянии постоянной неопределенности и колебаний: у какого же священника нам надо причащаться, какого епископа нам надо избегать.
Между тем, Церковь исключает эти сомнения учением о том, что таинства имеют объективный характер, но человек будет судим за недостойное принятие благодати. Поэтому концепция г-на Осипова кажется нам отклонением в сторону протестантского субъективизма. Логично, что г-н Осипов, исходя из этой концепции, не одобряет крещения детей, вопреки постановлениям Карфагенского собора, и разделяет протестантский оптимизм, что если младенцы не нуждаются в крещении, то значит, несмотря на первородный грех, они в случае смерти будут в числе спасенных.
Господин Осипов пишет: «А вы знаете как глубоко вкоренился этот взгляд на то, что можно совершить Таинство независимо от человека. Вспомните нашу историю России. Как часто мы видим случаи,— возьмите того же Ивана Грозного, — когда жена не угодна. Куда ее? В монастырь. Не важно хочет или не хочет. Постригли ее, все, никуда не денешься». (Монашеский постриг не таинство Церкви, - а обряд посвящения. Но на этой ошибке не будем останавливаться. А.Р.)
Господин Осипов должен знать, что Православная Церковь не признает монашеского пострига, совершаемого насильно. Сам чин пострижения в монашество содержит в себе трехкратное подтверждение, что человек принимает его добровольно. Господин Осипов путает произвол тиранов с голосом Церкви. Приведем такой пример. Царь Василий Шуйский был пострижен в монашество насильно восставшими царедворцами. При постриге он молчал, а один из бояр давал за него ответы. Св. Патриарх Гермоген выразил взгляд Церкви на это беззаконие; он всенародно заявил, что насильно постриженный не является монахом, а тот боярин, который давал за царя ответы, связал себя монашескими клятвами.
Нам кажется, что г-н Осипов хочет искусственно связать Православие с католицизмом, чтобы под видом критики католицизма осуждать неугодное ему положение в Православии и стилизировать протестантские уклонения под учение Церкви и Святых Отцов.

II. Православное учение о Евхаристии занимает особое место в сотериологии, догматическом и нравственном богословии, а также в экклесиологии и аскетике. Евхаристия - это высшее из таинств, это главное условие и действенная сила для обожения человека, живущего на земле. По отношению к другим таинствам Евхаристию называют солнцем в сравнении со звездами. Причащение является центром духовной жизни христианина. Без таинства Евхаристии невозможно спасение.
Необходимость Евхаристии подтверждают слова Христа: Кто не ест Тело Мое и не пьет Кровь Мою, не имеет жизни в себе (Ин. 6, 53). Но еще хуже, чем сознательное уклонение от Причастия, является участие в этом таинстве без веры. Апостол Павел свидетельствует, что такие люди бывают наказаны не только в вечной, но и в земной жизни: здесь - болезнями и преждевременной смертью, а в вечности - отлучением от Христа. Это те, кто принимают Причастие как простой хлеб, не рассуждая, что это есть Тело Христово.
К нашему удивлению, в числе людей, не верующих, что во время евхаристического канона совершается пресуществление или преложение хлеба и вина в Тело и Кровь Спасителя, оказался профессор Осипов. Он считает, что хлеб и вино остаются вином и хлебом после литургического священнодействия, но Христос берет их в Свою Божественную Ипостась и тем освящает их. Это богословское «открытие» г-н Осипов хочет представить как учение Православной Церкви, а не как авангардистский эксперимент.
Господин Осипов приводит мнение некоторых католических богословов и протестантов, а затем свою собственную концепцию, которая, по нашему мнению, является пагубной ошибкой, не согласуется с Православием и содержит в себе целый узел внутренних противоречий. В католицизме г-н Осипов видит физикальный подход к совершению Евхаристии, где таинства становятся аналогичными химической реакции или алхимическому процессу превращения одних элементов в другие. Разумеется, г-н Осипов порицает такой плоский биологизм. Мы должны отметить, что он часто прибегает к следующему приему: то, что ему не нравится в Православии, он стилизирует под католицизм и старается дискредитировать неугодные ему взгляды под видом борьбы с католицизмом. Затем г-н Осипов интерпретирует философские взгляды католических схоластов, но при этом допускает грубейшую терминологическую ошибку. Он, например, объясняет термин «акциденция» как видимое свойство предмета, доступное для наших чувств. Между тем католические схоласты XIII столетия, а задолго до них св. Иоанн Дамаскин, пользовались логикой Аристотеля, где акциденция означает совсем другое, а именно, несущественные, случайные, неустойчивые, временные свойства, без которых природа определяемого предмета не меняется. Католические теологи эпохи позднего средневековья и ренессанса скрупулезно изучали труды Аристотеля. Среди них даже раздавались голоса, чтобы католическая церковь объявила Аристотеля блаженным, так что авторитет Аристотеля был незыблем.
В другом месте г-н Осипов так же неверно объяснил субстанцию - как сущность, скрытую от наших чувств, вроде кантовской «вещи в себе». Между тем, субстанция означает природу с присущими ей устойчивыми свойствами и качествами. Мы советуем г-ну Осипову справиться насчет терминов «субстанция» и «акциденция» в «Философских главах» преподобного Иоанна Дамаскина.

III. Нас беспокоит односторонний, субъективистский взгляд г-на Осипова на таинства. Нам кажется, что в своем увлечении или же под предлогом борьбы с католическим учением о таинствах, которое сводит к минимуму участие человеческой личности в таинствах, и превращает таинства в определенную духовную механику, он переходит ту границу, которая отделяет Православие от протестантизма и преуменьшает объективную сторону таинства, что характерно для всех реформаторов. Но где критерий достоинства для участия в таинствах? Люди нравственные чаще всего считают себя недостойными, и веру свою скудной, даже больше: чем нравственнее человек, тем он критичнее к себе, между тем, как страстный и гордый человек считает себя вполне достойным Бога. Где г-н Осипов нашел объективные критерии и ориентиры, что так смело может утверждать, когда совершается, а когда не совершается таинство?
Апостол Павел, предостерегая людей от недостойного причастия, имел здесь в виду веру в то, что причастник принимает Тело и Кровь Христово, это он называл «разумением», т.е. догматом Евхаристии. Нам кажется, что здесь г-н Осипов пытается бросить тень на постановление Карфагенского собора, повелевающего крестить младенцев, хотя в крещении младенцев присутствует вера их родителей, крестных и самой Церкви.
Небрежность речи приводит г-на Осипова к какой-то странной тавтологии; он говорит о «характере существования бытия», между тем, как «существование» и «бытие» — синонимы. Это все равно, что говорить о бытии бытия или о существовании существования. Богословие требует стилистической точности. Филологическая беспомощность делает такие словосочетания абракадаброй для многих читателей. Нас также настораживают вступительные слова г-на Осипова: «Речь идет не о каком-нибудь величайшем Таинстве, а о Таинстве Евхаристии». Святые как раз называли Евхаристию величайшем из таинств, а святой Дионисий Ареопагит - «таинством таинств». Здесь г-н Осипов нечаянно выдает себя. Для него Евхаристия не величайшее таинство, не центр духовной жизни, - а материал для реформации.
Господин Осипов прибегает к психологическим аргументам. Под видом борьбы с католическим влиянием и очищения Православия от католического налета он просто-напросто спекулирует настороженностью православных по отношению к католической агрессии на всех уровнях. Затем, стилизируя Православие под католицизм, он под прикрытием словесного шума начинает дискредитацию самого Православия, клянясь в верности ему. Это обычный прием популистов кричать: «Держи вора».
Второй психологический прием г-на Осипова заключается в том, что он говорит: если в Чаше - Тело и Кровь, то причащающиеся - людоеды. Он рассказывает о какой-то нервной даме, которая пришла от этой мысли в ужас. Мы думаем, что эта дама, если она вообще существует, должна была бы обратиться с подобным вопросом к своему духовнику и получить от него ответ, но, впрочем, это дело ее вкуса. Нас удивляет другое: почему профессор богословия не объяснил ей, что мы не причащаемся - я прошу прощения за такое сравнение - не кусками мяса Христа, а что в каждой частице этого таинственного Тела пребывает Весь Христос - Телом, Душою и Божеством, Который невидимо соединяется с душой и телом причастника, что это - тайна и в тоже время высшая реалия, что священнодействие нельзя сравнить по аналогии мясником, который режет куски убитого существа на части. В каждой частице Тела и в каждой капле Крови - Живой Христос.
Нам хочется привести маленький пример. Если бы нервная дама попала в аварию и очутилась в больнице, где ей сказали бы о необходимости перелить человеческую кровь в ее вену, чтобы остаться живой, то она схватилась бы за эту возможность, как за спасательный круг, не возражая врачам и не говоря им, что переливание крови - это вариант антропофагии. Скорее она пришла бы в ужас, если бы в больнице не оказалось донорской крови.
Господин Осипов опровергает один из важнейших сотериологических догматов - превращение хлеба и вина на Литургии в Тело и Кровь Спасителя. Он выступает с теорией о соединении хлеба и вина с Ипостасью Христа, при котором они не превращаются в Тело и Кровь, а остаются тем же хлебом и вином, только соединенными с Ипостасью Бога Слова. Мы перейдем ниже к этому вопросу, а теперь скажем, что в некоторых протестантских деноминациях, которые решительно отвергают пресуществление или, если угодно, преложение Святых Даров, также допускается символически называть их Телом и Кровью Христа. И там есть своеобразная вера, что хлеб и вино соединены с Христом: у одних, что Христос проницает хлеб Своими энергиями; у других, что Христос соединен с хлебом посредством субъективной веры человека и т.д. Поэтому все объяснения г-на Осипова являются неверием в реальность Тела и Крови Христа, находящегося на дискосе и в Чаше, - креном в сторону протестантизма: Евхаристические Дары остаются символами Причастия, а название их Телом и Кровью - метафорами. У православных Причастие - это онтология бытия; у протестантов - это образ, метафорически, условно и относительно соединенный с Христом при определенных условиях.
У Владимира Соловьева есть одно произведение, которое выделяется из его обычной гностической эклектики, - последнее произведение, которое он написал перед смертью, как бы свое покаяние. Я не принимаю его целиком, но там есть характерный эпизод. Антихрист, выступая перед христианами, всячески старается показать свою приверженность к православной вере, свое уважение к его учению; он обещает свою помощь в деле земного устроения Церкви, но когда ему задают вопрос: верит ли он, что Христос - Сын Божий, то антихрист замолкает, он не может дать ответа.
Как мы сказали, протестанты посредством словесных ухищрений могут называть иносказательно и символически евхаристический хлеб Телом Христа. Но на прямой вопрос: верят ли они, что во время Евхаристии хлеб и вино прелагаются, превращаются в Тело и Кровь Христа истинно, не метафорично, а реально и действительно, то они не смогут дать утвердительного ответа: или замолчат, или скажут, что не верят.
Священник в конце Литургии опускает частицы, вынутые из просфор за живых и мертвых в Чашу со словами: «Омый, Господи, грехи поминавшихся зде, Кровью Твоею честною»,- той Кровью, которая была пролита на Голгофе, а теперь находится в Чаше, а не вином, находившимся в какой-то непонятной связи с Ипостасью Христа. Только Кровь Христа может омыть человеческие грехи и даровать небесное царство. Литургия - это проявление Голгофской Жертвы, это действие и таинственное отражение Голгофской Жертвы, только отражение идеальное, где образ тождественен Первообразу. В жертву Святой Троице приносятся Тело и Кровь Христа: приносит ее Господь и приемлет Сам.
Господин Осипов говорит: «Господь усвояет в Свою Ипостась хлеб и вино», но усвоение это вовсе не жертва, тем более единосущная Голгофской Жертве. Никто не мог спасти человечество, кроме истинного Богочеловека - - Иисуса Христа. Докеты считали Голгофу мистификацией. Господин Осипов, несмотря на свою словесную изобретательность, не верит, что Евхаристия - это реальность Голгофской Жертвы, реальность именно потому, что в ней пребывает Живой Христос в Своем Истинном Теле и в Своей Истинной Крови. Если хлеб и вино остаются хлебом и вином, какое бы иное освящение им не приписывалось, то Литургия превращается в мистификацию.
Господин Осипов говорит о ипостасном соединении и вхождении в Ипостась Христа хлеба и вина. Это бессмыслица, что мы и попытаемся доказать. Только три Лица Божественной Ипостаси неслитно и нераздельно пребывают в Друг Друге; а учение о принятии в Ипостась злака и плода («по-халкидонски») это или непонимание слова «Ипостась», или желание всеми способами доказать и оправдать свою концепцию. Воплощение Сына Божьего, как принятие в свою Ипостась человеческой природы, единственно и неповторимо, об этом говорят все Святые Отцы. Принятие в Ипостась Богочеловека хлеба и вина, вводит еще третью природу (Бог, человек, растение), и последователи г-на Осипова становятся «триофизитами».

IV. В Евангелии от Иоанна содержится речь Христа, обращенная к иудеям, где Господь открывает великую тайну Евхаристии - Причащения Его Телом и Кровью. Господь говорит: Я есмь Хлеб жизни (Ин. 6, 48); Я — Хлеб живой сшедший с небес. Ядущий Хлеб сей будет жить вовек. Хлеб же, который Я дам — есть Плоть Моя, которую Я отдам за жизнь мира (Ин. 6, 51). Иудеи в неудомении стали спорить между собой, говоря: «Как Он может дать есть нам Плоть Свою?» (Ин. 6, 52).
Удивился этому также профессор Осипов и стал спорить, утверждая, что в таинстве евхаристии хлеб и вино не пресуществляется в Тело и Кровь Христа, а только входит в Его ипостась при этом он привел некорректный пример, до которого не могли додуматься современные Христу иудеи, а именно: дьякон, потребляющий Святые Дары после причащения народа, может опьянеть, если в чаше осталось много вина; подмигнув глазом в сторону читателей, он «поясняет» с усмешкой: «...об этом знают наши дьяконы». (Смотрите лекцию г-на Осипова «Евхаристия и священство»).
Если бы Христос говорил о Своей Плоти и Крови во время причащения иносказательно, то Он, разумеется, объяснил бы это иудеям, чтобы успокоить их. Но Христос продолжал Свою речь еще более категорично: Истинно, истинно говорю вам: если не будете есть плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни. Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь имеет жизнь вечную и Я его воскрешу в последние день, ибо Плоть Моя и Кровь Моя истинное есть питие (Ин. 53, 55). Слова «аминь, аминь» (истинно, истинно), произнесенные Спасителем, исключают всякую возможность понимать и толковать Его учение о причащении Телом и Кровью иносказательно, символически. Он удостоверяет сказанные Им слова как абсолютную, непреложную истину; и их надо принять с непоколебимой верой в Божественную неизменную истину, не допускающую сомнений или словесных ухищрений и уверток. Не только для неверующих иудеев, но и для некоторых учеников Христа эти слова показались чем-то невероятным и неправдоподобным. Многие из учеников Его, слышавши то, говорили: «Какие странные слова, кто может это слушать!» Но Иисус зная Сам в Себе, что ученики Его ропщут на то, сказал им: «Это ли соблазняет вас? (Ин. 6, 60, 61).
Христос назвал сомнения в прямом и абсолютном значении Его слов о Причащении соблазном, т.е. отступлением от веры и диавольским внушением. Господь далее объясняет причину такого соблазна: Дух животворит, плоть же не пользует немало. Слова, которые говорю вам суть дух и жизнь.
Беда в том, что профессор Осипов игнорировал духоносное учение о Евхаристии Святых Отцов от священномученика Игнатия Богоносца до святого праведного Иоанна Кронштадтского; он пренебрег Духом, пребывающим в творениях Святых Отцов и животворящим Церковь; он обратился к плоти, которая не пользует немало, т.е. к плотским рассуждениям.
Подобные пассажи, т.е. плотские рассуждения, можно в изобилии найти у протестантских теологов. В Евангелии написано, что после беседы Христа о причащении многие ученики отошли от Него и уже не ходили с Ним (Ин. 6, 66).
Не поверил и г-н Осипов. Но если ученики поступили более прямодушно и отошли от Христа, то г-н Осипов сделал по-другому: он пришел в Духовную Академию и стал убеждать своих студентов — будущих священников — и своих читателей в том, что Святые Дары — не Тело и Кровь Христа в прямом значении слова, что христиане не причащаются «существенно Тела и Крови Христа», иначе, по его мнению, само Причастие превратилось бы в антропофагию.
Господин Осипов бросает в лицо Церкви обвинение: «Если вы верите в пресуществление хлеба и вина в Тело Христа, то вы людоеды». Это обвинение относится также к Святым Отцам, единодушно и единогласно веровавшим в существенное преложение Святых Даров (особенно мы рекомендуем г-ну Осипову и его ученикам почитать дневники святого Иоанна Кронштадтского).
Когда-то Ярославский (Губельман) истерически кричал: «Патриаршия Православная Церковь - это сифилистическая церковь», а теперь г-н Осипов с доброй улыбкой называет ее «людоедской» в лице тех, кто верит в буквальное, полное, непреложное исполнение Божественных слов Спасителя, написанных в Евангелии и произносимых священником во время Литургии: Сие есть Тело Мое... сия есть Кровь Моя.
На своих лекциях г-н Осипов не только отвергает пресуществление Святых Даров, но называет веру в пресуществление «какой-то грубятиной» (его подлинные слова). Нам хочется надеяться, что это недоразумение, что лекция г-на Осипова или статья «Евхаристия и священство» написана не им, а его врагом — псевдо-Осиповым, но на это, к сожалению, надежды мало.
В своих лекциях, говоря о богослужении, Осипов повторяет странную фразу: «Не впадайте в магизм». Здесь звучит любимое обвинение протестантов против Православия. Вера в объективное действие таинств и обрядов является не «магизмом», а непременным условием для принятия благодати; неподготовленность или небрежность по отношению к святыне представляют собой не «магизм», как хочет внушить г-н Осипов, а духовное хамство - личный грех человеческой воли. Вообще г-н Осипов, безосновательно отвергая христианское понимание мистики, а также разницу между православной и ложной (в том числе пантеистической) мистикой, спекулирует словом «магизм». Для него подача помянника в алтарь - магизм, невнимательная молитва - тоже магизм. Следует помнить, что Лев Толстой (по выражению св. Иоанна Кронштадтского «злейший из еретиков») называл церковные обряды «колдовством».
Может быть, г-ну Осипову мое письмо покажется резким, но разве это может сравниться с возмутительным обвинением меня в людоедстве, которое г-н Осипов предъявил не персонально мне, а вообще тем, кто верит в истинное пресуществление Святых Даров и причащается с этой верой?

V. Субстанция познается через ее атрибуты, хотя не исчерпывается ими. Устойчивые свойства, характеризующие природу предмета, называются субстанциальными, а случайные или временные, присутствие или отсутствие которых не вызывает изменения самой природы, - акцидентальными. Определение, которое дает г-н Осипов субстанции и акциденции, относится к ноумену и феномену. Если это не простая ошибка, то возникает предложение, что г-н Осипов умышленно искажает философскую терминологию, берущую начало в древней античности, для дальнейшей аргументации своей концепции.
Господин Осипов, цитируя святителя Афанасия Великого: «...Дух Святой отличен от единства тварного бытия», понимает единство как единосущность всего сотворенного, того, что находится во времени и пространстве, того, что подчинено определенным, всеобщим для материального мира космическим законам. Дух Святой как Божественная Ипостась внепространственен, вневременен, Он - Творец вечности и времени, Который пребывает Весь во всем и Весь выше всего; Он в существе Своем надмирен, а в божественных свойствах и действиях пребывает в мире. Это можно также сказать о всех Лицах Святой Троицы. Господин Осипов делает логически неправильный вывод, а именно, единство бытия, т.е. обусловленность законами созданного Богом мира, он рассматривает как единство сущностей, т.е. для него все мироздание - это единая субстанция.
Святые Отцы даже в человеке различали две субстанции: духовную и материальную в одном лице, которое называли человеческой плотью. Напротив, в мире мы видим разнообразие субстанций, которые представляют собой иерархию сотворенных существ. Оказывается, искажение термина «субстанция» г-ну Осипову все-таки понадобилось. Здесь г-н Осипов спутал понятие природы со строительным материалом природы, т.е. с таблицей элементов Менделеева, но сами по себе элементы еще не субстанция и еще не природа.
Упрекая католицизм в материализации понятия о таинствах, сам г-н Осипов в этом вопросе опускается до атомистического понятия субстанции. Это чем-то напоминает учение о всеединстве Владимира Соловьева, с той только разницей, что софиологи говорили о тварно - божественной природе софии, как основе сотворенного мира, а г-н Осипов переходит на атомизм. Между тем, субстанция самого г-на Осипова — это вовсе не субстанция электрона или аэробной бактерии (против чего, я думаю, не будет возражать он сам). С другой стороны, учение о единосущности мира похоже на концепции вульгарного материализма, для которого все существующее - это динамичные комбинации материи. Я покорнейше прошу г-на Осипова внимательно прочитать «Философские главы» Иоанна Дамаскина, прежде чем выступать перед аудиторией с богословскими сенсациями.
Затем г-н Осипов интригующе заявляет, что он сообщит «более сильные вещи, написанные свт. Афанасием Великим»: «...Тело Христа, посколько имело Оно общую со всеми телами сущность и было Телом человеческим, хотя по необычайному чуду образовалось из единой Девы, однако же, будучи смертным, по закону подобных тел подверглось смерти».
То и другое - общеизвестные истины: Христос воспринял всего человека, кроме греха. И в данном случае под человеческой природой Христа подразумевается человеческая душа и тело. Это - основа сотериологии, а не новость. Что касается смертности Тела Христа, то вопрос об этом вызвал полемику в VI столетии. Христос добровольно подчинил Свою Плоть смерти, т.е. законам человеческого естества, иначе Он не мог бы умереть как человек. Не понятно, что в этом удивило г-на Осипова и какой аргумент извлек из этого он для своей концепции.
Ошибочная интерпретация первого тезиса святого Афанасия и путаница в определении субстанции и акцинденции приводит г-на Осипова к мысли о том, что если бы хлеб и вино во время Евхаристии превращались бы в Тело Христово, то нам это ровно ничего не дало бы, так как Тело Христа «...ничем не отличалось от наших тел и ничем не отличается от сущности всего созданного тварного мира». Неужели г-н Осипов не понимает или не знает святоотеческого учения о том, что в Святых Тайнах пребывает весь Христос Своим Телом, Душой и Божеством? Я замечу: в православной литургике как раз акцентируется то, что Тело Христа живое, а не мертвое тело.
Господин Осипов считает, что пресуществление Святых Даров в Тело и Кровь Христа означает пресуществление в анатомический состав Тела Христа, единосущный (и то в умозрительной абстракции) любому человеческому телу; поэтому мы ничего не получили бы, прибавив к нашему телу еще такое же тело (элементы тела, ставшие пищей). Разумеется, г-н Осипов негодует на такую карикатуру Евхаристии, созданную им самим.
Господин Осипов пишет: «Если пытаться определить католическую точку зрения (на Таинство Евхаристии), то ее можно было бы назвать монофизитско-докетической».
Что касается монофизитства, оно здесь совсем не при чем, так как говорит о единой природе Богочеловека и к данному вопросу никакого отношения не имеет. Что же касается докетов, то они учили о призрачном явлении Христа; не об обмане наших чувств, а о замене воплощения мистификацией. Характерно, что некоторые секты учат о будущем пришествии Христа в эфирном теле. Если, по мнению г-на Осипова, вера в пресуществление хлеба и вина в Тело и Кровь Христа это вера не в великое Таинство, а обман зрения, когда не видят то, что есть на самом деле, то это скорее похоже на антидокетизм.
Но к чему приводит концепция г-на Осипова? К тому, что евхаристический хлеб был воспринят неслитно, неразлучно, неизменно в Божественную благодать; Сын Божий восприял человеческую природу в Свою Ипостась и стал Богочеловеком. Если так же, как утверждает г-н Осипов, Он воспримет евхаристический хлеб («по-халкидонски») в Свою Ипостась, то станет Бого-человеко-злаком. Вот до какого абсурда доводят людей богословские эксперименты. Мало того, что г-н Осипов, смело зайдя в зазеркалье философии, не мог отличить субстанцию от ноумена и акциденцию от феномена, он еще предложил своим читателям и слушателям учение о трехприродной Ипостаси Христа: божественной природы, человеческой природы и растительной природы...
Монофизиты отвергли постановление Халкидонского собора. Господин Осипов решил использовать халкидонское определение для опровержения Таинства Евхаристии. Господь говорит: Сие есть Тело Мое (Мф. 26, 26), взяв в Свои руки хлеб. Слово Истины не может стать относительным, метафорическим, речевым средством. Христос не сказал: «Этот хлеб соединен со Мной» (некоторые протестантские деноминации верят, что евхаристический хлеб соединен с Христом посредством благодати — энергии Христа, пронизывающей этот хлеб); Христос не сказал, что Он берет хлеб и вино, налитое в Чашу, в Свою Божественную Ипостась, Он сказал прямо в самом полном и совершенном смысле: «Это Тело и это Кровь Моя».
Эти слова вместе с призыванием Духа Святого явились кульминацией Евхаристии, вечной божественной печатью, которой Церковь освящает и запечатлевает евхаристические дары. Священник перед причащением народа, держа евхаристическую Чашу в руке, произносит молитву: «...еще верую яко сие есть самое пречистое Тело Твое и сия есть самая честная Кровь Твоя». Только человек, разделяющий эту веру, может приступить к Причастию, воспринять Христа, получить освящение благодатью. В противном случае он причастится в суд и в осуждение.
По мнению г-на Осипова, священник должен сказать: «Сие есть хлеб и вино, только соединенные с Христом, а не истинные Тело и Кровь Спасителя». Кальвин считал Причащение воспоминанием о Тайной Вечери; Лютер ставил Причащение в зависимость от личной веры причащающего, отрицая объективную реальность Таинства. Господин Осипов создал собственную теорию о том, что преложение евхаристических даров в Тело и Кровь Христа не происходит, но они неразлучно, нераздельно, неслиянно, неизменно и навечно соединяются со Второй Божественной Ипостасью, следовательно Божественная Ипостась становится трехприродной.
Может быть, г-ну Осипову понадобилось извратить понятие субстанции, чтобы незаметно протащить свою идею о субстанциональном единстве всего сотворенного, а затем выдвинуть еще какую-нибудь революционную теорию, вроде того, что Сын Божий через Свою человеческую Плоть, единосущную со всем остальным творением, ввел весь космос в Свою Божественную Ипостась и спас ее, как у гностиков Христос - эон спасает ахамот-софию.
В целях популизма своих идей г-н Осипов называет учение о преложении Святых Даров католическим. Борясь с Православием, он в целях маскировки утверждает, что борется с католицизмом. Я повторяюсь, потому что надо помнить о его полемическом приеме.
Господин Осипов говорит, что вера в то, что хлеб и вино становятся Телом и Кровью Христа (т.е. вера всей Церкви),— это вера в какие-то алхимические превращения, что при такой вере Таинство Причастия становится магизмом, т.е. чем-то сродным демонизму. Он утверждает, что эта вера, которую исповедует каждый причастник, всего-навсего грубое католическое понимание: «...это грубятина, просто невероятнейшая, которой приходится только удивляться...» Мы удивляемся не только новаторству г-на Осипова, но также жаргону, на котором он говорит о священных предметах.
Это не единственный «перл» богословской стилистики, он пишет: «Неужели вот так и в Царствие Божие можно завести, раз - и захлопнуть двери, не выскочишь оттуда, прямо красота...» Что это, цитата из журнала «Безбожник» или почерк газеты «Московский комсомолец»? Оказывается, это ухарские выражения из лекции преподавателя Основного богословия…
Профессора дореволюционных духовных академий отличались глубоким знанием классического русского языка и их произведения с формальной стороны можно было рассматривать как образцы стилистики. Теперь мы видим деградацию языка, которая является отражением деградации мышления, так как язык представляет собой как бы тело мысли.
И, все-таки, мне хочется сказать, что когда г-н Осипов приходит к Причастию и слышит слова священника: «Причащается раб Божий Алексий честнаго Тела и Крови Христовой», то он, как принципиальный человек, должен заявить: «Нет, я причащаюсь хлебом и вином, соединенными с Телом и Кровью Христа, и только в этом отношении могу назвать их Телом и Кровью Христовым, а реальное преложение их в Тело и Кровь я отрицаю».
Евхаристическую концепцию г-на Осипова нельзя рассматривать как частное мнение — это догматическая ошибка, которая может лишить человека вечной жизни. А так как студенты г-на Осипова будущие священники, то они будут впоследствии совершать Евхаристию без необходимой веры, что причащаются сами и причащают других истинного, реального, несомненного Тела Христа Спасителя. Так что это экклесиологическое новаторство может обернуться непоправимой бедой для многих.
Нас также удивило, что г-н Осипов в своей лекции - статье ссылается на Евсевия Кесарийского, одного из виднейших лидеров ариан, и даже называет его святым. Что это — ошибка или своеобразное понятие святости?
Мне хотелось бы сделать еще некоторые второстепенные замечания, а именно: г-н Осипов считает, что языческие жертвоприношения заключались в простои прагматике, что «жертва все равно будет иметь искупительный, выкупной характер, за грехи надо платить». Но большинство языческих жертв вовсе не было связано с грехами; это были просительные жертвы о помощи богов в определенном деле, благодарственные, по случаю благополучного похода, счастливого окончания дела и т.д. Некоторые языческие жертвы носили магический, оккультный характер и являлись средством для того, чтобы узнать будущее. Затем хочется сказать, что слова «искупительный» и «выкупной» — это одно и то же, т.е. словесная тавтология, а не указание на различные характеры жертвы.
Господин Осипов пишет: «...в язычестве все просто». Нет, в язычестве, как во всякой духовной лжи, все запутано и сложно. В язычестве участвуют демонические силы, там соединены остатки древних преданий еще монотеистического периода, смешанные с поздней мифологией; там искусство, достигшее высокого совершенства, и наряду с этим цинизм и сладострастие, возведенное в культ; там религиозные интуиции людей искали своего удовлетворения в мистериях — и не находили ответа.
В языческом мире возникли великие философские системы, которые поставили перед человечеством те проблемы, которые до сих пор варьируются в философии. В язычестве человек мог понять свое бессилие и ждал нового откровения. Отношение язычников к своим божествам, в том числе жертвоприношения, как своеобразный язык общения с богами-демонами, и в то же время какая-то генетическая память о том, что жертвой будет спасен мир — это все не так «все просто», как представляется г-ну Осипову.
Нам хочется также сказать, что слово «пресуществление», против которого так ополчился г-н Осипов, встречается в догматических посланиях и может иметь в контексте православного богословия другое семантическое значение, чем - то, которое оно получило в католицизме. Здесь дело не в слове, не в термине, а в том, в каком объеме мы понимаем слово «сущность»: в визуальном, подлежащем фиксации наших сенсорных чувств, философско-абстрактном или мистическом. Когда евхаристические дары претворяются в Тело и Кровь Христа, то они становятся уже не сущностью, а, согласно Дионисию Ареопагиту, сверхсущностью и относятся к сверхкатегориальному плану.
Я согласен, что слова «преложение», «претворение» более соответствуют самому духу Литургии, но считаю, что у нас нет оснований противопоставлять их термину «пресуществление», так как все они указывают на единое действие: хлеб и вино становятся Телом и Кровью Христа.
Апостол Иоанн Богослов обличал докетов - тех еретиков, которые считали, что Голгофская Жертва это религиозное представление, величественная картина, мистерия, соединяющая человека с Богом, но не действительность. Если на Литургии не происходит превращение хлеба и вина в Тело и Кровь Христа, то она принимает характер театрального представления древних мистерий, где язычники посредством ритуальной пищи, произношения таинственных имен и т.д. пытались войти в общение со своими богами. Пребывание Христа в Святых Тайнах - не метафора, а реалия, мы бы сказали сверхреалия. Дары могут условно назваться Телом и Кровью не по своей сущности, а по связи с Ипостасью Сына Божиего. Но ведь символ это тоже связь с символизируемым. Само слово «символ» переводится как «знак» и как «связь». Но Православие не признает никакого опосредованного отношения между освященными Дарами и Христом, это непосредственное отношение: в Святых Дарах — Сам Христос.
Священник говорит на Литургии: «...приносится в жертву Агнец Божий, вземший грехи мира за жизнь мира и спасение». Эту жертву Тела и Крови Христа приносит Сам Христос Святой Троице; Он приносит, принимает и раздает. Тело и Кровь Христа - это бесценная Жертва и высшее освящение для христиан. Разве может хлеб и вино, не претворившиеся в Тело и Кровь, иметь такую же цену, как Жертва Христа? Мы позволим сказать, что без этого таинства мы сами не можем принести благодарность Богу за Его неисчислимые благодеяния. Поэтому без пресуществления, или, скажем более духовно, без преложения евхаристических даров Литургия перестает быть и жертвой и благодарением.
Искупительную жертву мог принести только один Христос; благодарственную жертву, равную искупительной, может принести также только один Христос. Сделать человека причастником Себе, т.е. ввести в единение с Собой, может только Сам Христос. Никто не мог заменить Христа на Кресте; Он в Евхаристии Тот же, что и на Голгофе. Святые Дары, как бы они не были связаны и соединены с Христом, не могут ввести нас в бесконечное поле высшего богообщения, если Христос не будет в них, если они не превратятся в Тело и Кровь Его.
Священник, причащая верующих, говорит: «Причащается раб Божий честнаго Тела и Крови Христовой во оставле&heip;